Враги грабили Москву.
Нашествие «просвещенных европейцев»
оказалось сродни татаро-монгольскому.
В Москве большая часть церквей оказалась
разгромлена и сожжена (1812 г.).

А.И. Яковлев. Век Филарета.

В 1979 году, закончив факультет журналистики Московского государственного университета в стране яростного атеизма, на закате ХХ века, когда прогресс и наука, казалось, должны перестроить жизнь всех людей так, что и имя Божие к концу столетия, по некоторым прогнозам, должно было исчезнуть из употребления, я, вопреки всем прогнозам… ушла в монастырь. Откуда же возникла такая решимость?

Много лет назад, в студенческие годы, на факультете не было разговоров ни о христианстве, ни о монашестве. Только, как ни странно, студенты-арабы говорили о том, что «все мы под Богом ходим», русские же студенты больше увлекались историями о привидениях и самоутверждением в творчестве.

Но жизнь ставила свои вопросы, и неразрешенность била током, обостряя внимание к иррациональному. Готовясь к экзаменам и перечитывая русскую и зарубежную литературу, мы  удивлялись тому, что все писатели, так или иначе, затрагивали вопрос о бытии Бога и своем отношении и восприятии Его.

- Почему, -  думалось мне, - если, как нас учат: «Бога нет», откуда же всеобщая раненность этим вопросом?

Помогла глубина мировоззрения Ф.М. Достоевского: его творчество довелось изучать, собирая материал к дипломной работе. Предельная искренность до обнажения своего «дна», бесстрашие и мужество в раскрытии «больных вопросов» бунтарства и раскрывшаяся любовь ко Христу увлекла настолько, что захотелось напитаться этой смелостью, и понять, и жить этим мужеством и любовью к Богу. И тогда пришлось осудить многое из того, чему нас учили, а это было нелегко.

Нелегко было вырваться из богооставленности, которая кровавыми подтеками лепила нашу жизнь, выворачивая наизнанку то, что должно охраняться чистотой… Но ее не было, она не осознавалась как необходимость, и рвущиеся дух и тело искали верности, не подозревая, что ее ощутить можно только с Богом.

Нелегко было упорядочить ум, который, как раскаленный шар, пульсировал, зажигая кнопку: авария, перегрузка, плавлюсь и … не справляюсь.

Нелегко было управить дух, который командовал телу: уходи отсюда, здесь нет места тебе…

Но помогло крещение как шаг к новой действительности, и слезы покаяния, как огненная река, растапливали зашлакованный нарост на душе, и захотелось дышать и думать…

Думать о том, что писал Достоевский, переживать каждое его рассуждение о Боге, о тайне мира, тайне души человека…

Бог и диавол, Христос и антихрист, Церковь и государство – такими названиями пестрели главы из дипломной работы, но в глубине жили слова Мережковского: «Передо мною два лика: Христа и антихриста, и я не знаю, где Христос, и какой из них – антихрист». Душа искала Христа, и на факультете кто-то предложил за 3 рубля купить Евангелие, и какой силой зазвучало каждое слово Христа, как нечто совсем новое засветило в нашем ученом болоте тухленькой неразберихи и лжи.

Книг Божественных, т.е. правдивых, написанных святыми или  о них, в те времена совсем не было, проникали только изданные на Западе, такие как «духовные упражнения» Франциска Ассизского, Игнатия Лойолы, но в них какая-то «прелестность»* сначала завораживала, но потом все-таки отвергалась.

* В православной богословской литературе так определяется понятие духовного состояния «прелести»: «прелесть есть усвоение человеком лжи, принятой за истину. Это состояние проявляется и в молитве. Самый опасный и неправильный образ молитвы заключается в том, что молящийся сочиняет силой своего воображения мечты или картины, заимствуя их, по-видимому из Священного Писания, в сущности же из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховности, из своего самообольщения, - этими картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему высокоумию, своей гордости, обманывает себя» (Св. Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. М., 1993. Т. 1.)

Много позже стали понятны слова Достоевского о предательстве католицизма:  разбирая «социализм атеистического типа», Достоевский нашел истоки его еще в католицизме и поэтому назвал «наследием католицизма, предавшего Христа».

Его знаменитые слова о том, что «католицизм опаснее язычества, ибо проповедует Христа поруганного и искаженного», разъяснили интригующий мистицизм католичества.

Для нас Достоевский был учителем, «Пространство и время в произведениях Ф.М. Достоевского» - название дипломной работы, как будто с его помощью хотелось вырваться из того социального пространства, в котором нет места Богу, и выйти из того времени, которое разрушает правду о человеке.

Каким пророческим духом наполнены его мысли!

Достоевский прекрасно понял недостатки социализма, равно и любой другой социальной системы  как попытки внутренне усовершенствовать человечество только внешними средствами. Для нас это было открытием. Мы не принимали того, что навязывали тогда СМИ, бурные аплодисменты изливались не из наших сердец, мы просто уходили, бродили по улицам, пытаясь найти правду. И только с Достоевским («без Бога рай на земле не построить») - мы не готовились к коммунизму. Как дикие звери, страсти будут царапать человека даже при полном благополучии, а благополучия не было и при социализме. Мы и жили страданием, не понимая, чего нам не хватает и почему мы страдаем, поэтому мысли писателя взрывали серую действительность и подвигали дух к доброй осмысленности.

Достоевский пришел к выводу о бессмысленности «революций как средства улучшения общества», потому что «на пути социальных преобразований нельзя искоренить зло, заложенное в человеческой природе», ибо «никакое уничтожение бедности, никакая организация труда не спасут человечество от ненормальности, а следовательно, и от виновности и преступности». (Н. О. Лосский. Бог и мировое зло. М. Изд-во «Республика». 1994. С. 19).

Сейчас мы живем в мире разгула преступности, но и торжество зла не делает человека счастливым. Зло печет со всех сторон, подвигая к большему злу. Где выход из этой лжи и безумия?

Достоевский указал этот выход: любовь ко Христу, которую он было «утратил, когда преобразился в европейского либерала». Как же дорого стоила ему эта потеря! Затем ссылка и … удивление, что «народ нас бы не понял! Народ глубоко религиозен!» Многие открытия помогли ему вернуть любовь ко Христу, которая, разрешив проблемы: смысла жизни, свободы и ответственности, веры и неверия, добра и зла, страсти и долга, рассудка и морали, помогла  увидеть глубину человеческой души, где может звучать голос Божий.

Любовь к России и русскому народу как носителю всепобеждающей мудрости, через которую он сможет победить «эгоизм, индивидуализм и утилитаризм» для «всебратского единения в любви» увлекала нас, студентов, и открывала совершенно новые идеалы и горизонты для поиска истины.

Через  «великое горнило сомнений», через тернии «самомнения и гордости» проходил наш путь ко Христу, нас, с детства лишенных этого соприкосновения с Божественным миром.

Благодаря великим писателям и личным встречам с теми, кто нес эту правду, расшатывалось прежнее мировоззрение, но трудно было все: нелегко выстраивалась новая модель мира, потому что если есть Бог, то все прежние познания, как груда строительного хлама, высыпались из решета авоськи атеизма.

А сам вопрос о Боге? Кто Он – абстрактный или бесконечный, пространственный или вневременной? В Галактике или выше? Все-таки есть или нет? Обучение  в университете привело к твердому ответу: Бог есть, а жизнь в монастыре помогла ответить на вопросы: какой Он – Бог и как мне жить.

После окончания университета, попав на экскурсию в Псково-Печерский монастырь, я вдруг поняла притчу из Евангелия о купце, который, найдя одну драгоценную жемчужину, решил продать все, что у него было. Этой жемчужиной и явилась для нас жизнь в монастыре.

Новый быт, состоящий из ранних утренних молитв, из труда на разных послушаниях, из монастырской трапезы, где все казалось настолько вкусным, а также из вечернего богослужения со строгим монашеским пением и эстетическим утешением от внутренней красоты храма, древних намоленных икон, - явился предвозвестником истинной радости нового бытия с Богом!

Действительно, захотелось расстаться со всем прежним: с будущей работой журналиста, с Москвой, куда так все стремятся, с домом, в котором я так любила и мать, и отца, - и окунуться в эту новую жизнь, где все казалось прекрасным! Светлая атмосфера простоты и доброты, и при этом мудрого знания и величественного служения, ощущение особенной близости Самого Бога касается даже посещающих монастыри просто из любопытства, а для меня эта встреча изменила все.

Самое главное, что удивило в монастыре: знание можно получить не только из прочитанных книг. Находясь на службе, выполняя послушания, утверждаешься в главном познании: есть Бог и человек, есть небо и земля, и я познаю это сердцем своим.

продолжение...